Холодная кровь [СИ] - Анатолий Радов

Он легонько хлопнул меня по плечу, и развернувшись, зашагал к двери.

— Да, забыл совсем, — обернулся он, уже взявшись за ручку. — Майхал представления к награждению на нас выписал. Так что готовься хорошенько обмыть золотую чешую третьей степени, — он подмигнул, отдал мне честь, и через пару секунд вышел, захлопнув за собою дверь. А я остался наедине с кучей новых мыслей и недоеденным куском виг-щера.

— Не хнычь, — бросил литейнамус, поднимаясь на ноги. — Можно подумать что-то прямо нереальное случилось. Ты что собиралась до старости девственницей проходить?

Он рассмеялся, и застёгивая ремень, подошёл к столу. Его лицо светилось удовлетворением, он поправил рукой чёлку и уселся на столешницу.

— Да и вообще, для чего ещё вы женщины нужны? Разве что постирать, да хавку сготовить.

Дара избегая смотреть на него, словно это она была виновата в произошедшем, натянула штаны, чувствуя его сперму на ягодицах, чувствуя на внутренней части бёдер остывающую кровь, чувствуя пульсирующую боль там, сморщилась от отвращения и уселась на холодный пол. Подогнув колени, она опустила на них голову и принялась безмолвно раскачиваться из стороны в сторону.

— Ты ещё песню грустную затяни, — зло бросил комендант, и схватив со стола лист бумаги, потряс им перед собой. — Я бы мог разорвать этот документ и отпустить тебя, но зачем мне это нужно? Ты, небось, теперь хочешь меня убить?

Он снова хмыкнул, бросил лист на стол и потянулся к пачке сигарет.

Убить — это слишком просто для тебя, — подумала Дара, продолжая плавно раскачиваться и боясь что-то ответить, чтобы вновь не сорваться в рыдания. Слишком жирно для него будет. Она прислушалась к себе, ожидая, что её внутренний голос вот-вот начнёт издевательски комментировать произошедшее, но как ни странно, он молчал.

— А вообще ты, конечно, очень красивая. Такую мимо пропустить, потом всю жизнь жалеть, — проговорил комендант, чиркнув спичкой и вставив сигарету между губ. Жадно затянувшись, он смакуя выпустил дым и слез со стола.

— Не такой уж я и монстр, — проговорил он вдруг мягким голосом, словно дым сигареты резко успокоил его. — Просто, у меня все эти перебежчицы уже вот где, — он стукнул ребром ладони по кадыку. — А ты не такая. Что-то в тебе есть… — он на секунду задумался, но тут же ухмыльнулся и слез со стола. — Ладно, пошли, я тебя в душ отведу. Вымоешься хоть.

Он подошёл, обхватил её за шею и отстегнул наручники от трубы.

— Руку, — бросил сквозь сжатые губы, в которых дымилась сигарета, и Дара послушно подала. На запястье щёлкнуло кольцо, и комендант, поднявшись, аккуратно потянул её за плечо.

— Давай, давай, вставай. И не хнычь. А ты как хотела? Ты же красивая девушка, небось, многие по тебе сохнут, а? — он игриво подмигнул, поймав взгляд пленницы. — Ну, чё молчишь? — схватив Дару за подбородок, комендант задрал ей лицо. — Чё, смотреть на меня не хочешь? Да? Ну-ну.

В его глазах снова появился холодный огонёк, и он уже без всяких церемоний потащил её к двери. Быстро, почти бегом провёл по коридору в самый конец, открыл местами поросшую плесенью деревянную дверь и впихнул пленницу внутрь. В нос тут же ударил запах гнили, дешёвого мыла и отсыревшей штукатурки. Дара бросила взгляд на поржавевшую трубу, на бетонный пол, на помятую душевую лейку и вздрогнула. Неужели ей ещё придётся обмывать себя голой перед ним?

Комендант отстегнул одно кольцо, вытащил свободную руку из рукава, схватился за неё стальной хваткой, и рывком полностью стащил куртку. Потом пристегнул Дару к ржавому стояку душа, и крепко вцепившись в непристёгнутую руку, взялся за брюки.

— Где ты эти шмотки взяла? Грабители подарили? Или сама кого прибила и раздела? Чё молчишь? — спрашивал он, торопливо расстёгивая пуговицы, но не получил ответа ни на один вопрос.

Раздев её догола, он включил воду, оказавшуюся очень холодной, и схватив с полочки губку, принялся быстро тереть ею сжавшуюся в комок дрожащую девушку.

— Ни чё, ни чё, потерпи. Горячей воды для вас тут не предусмотрено. На гарнизон еле хватает. Зато чистая будешь. Приятно же чистенькой быть, да? Чё молчишь?

Потом он обтирал её каким-то куском материи, больше похожей на половую тряпку, чем на полотенце. Потом одел, всё так же манипулируя с наручниками, чтобы у пленницы ни на секунду не оставались свободными руки.

Боится, тварь, — поняла Дара. — И правильно. Бойся меня, ублюдок, долго тебе не жить.

Закончив с одеждой, комендант вывел её в коридор, где они тут же наткнулись на вернувшегося фрийнамуса.

— А я вот не пойму, что за шум, господин литейнамус, — смущённо проговорил он и принялся неловко засовывать пистолет обратно в кобуру. — Проверить вот решил…

— Да вымыл её, — грубо буркнул комендант. — Воняет же, невозможно. Как дознание проводить? Блевать аж тянуло.

— Да-да, — закивал фрийнамус. — Так вы ещё не провели дознание?

— Провёл, провёл, — комендант подтолкнул пленницу к толстому маленькому подчинённому. — Посади её в нашу хладовку, а то её в бараке перебежчицы порешат ночью.

— Почему порешат? — удивился фрийнамус. — Она ж ихняя.

— Она их чуть сама не порешила, — сказав это, комендант смерил взглядом Дару, потом своего подчинённого. — Не, я лучше сам. Давай ключи.

Хладовка была просторной, раза в полтора больше той камеры, куда её хотели посадить. Правда и скамья здесь была всего одна, деревянная, и никаких намёков на подушку или простынь. В углу стояло ведро, видимо для оправления нужд, маленькое окошко заварено стальным листом с дюжиной просверленных в нём дырочек, в которую и женский мизинец пролез бы с трудом.

— И смотри, надумаешь кому рассказать, я тебя в любом месте достану, поняла? У меня в «Сарт-горо» брат старший в охране. Вякнешь, он тебе перо под рёбра ночью воткнёт. Поняла?

Дара даже не кивнула в ответ. Комендант легонько толкнул её в спину и повторил с раздражением:

— Поняла, я спрашиваю?

— Да, — сухо ответила Дара, и он довольно хмыкнув, оставил её в покое.

Уже в который раз за последние несколько часов она услышала скрежет задвигаемого засова и прилегла на скамью. Поворочавшись пару минут, она, наконец, более-менее удобно расположила руки так, чтобы не было хотя бы тянущей боли в плечах. Про неё хотелось хоть на секунду забыть, и про натёртые за день запястья забыть, и про боль между ног забыть. Последняя хоть и утихала понемногу, но всё же была невыносимой. Пульсировала там, растекалась по бёдрам и пояснице, дёргалась в животе и била в мозг. Хоть и морально только била, но этого было достаточно. Дара попыталась «зарыться» в сон, или хотя бы в спасительные воспоминания, чтобы отвлечься, но вдруг появился голос.